Путешествие по пустыне

Путешествие по пустыне

Материал нашел и подготовил к публикации Григорий Лучанский

 

Пустыня «Долина смерти»

 В Северной Америке, в Калифорнии, есть пустынная местность, названная «Долиной смерти». Это одно из самых жарких мест мира. Мы привыкли называть «нестерпимой» жарой температуру воздуха в тени в 30°С, а в «Долине смерти» средняя многолетняя температура июля равна 39°. Но ведь пустыни тем и отличаются, что в них, как нигде в других областях, очень резка разница в температуре дня и ночи. Освежающая прохлада ночи, как только взойдет солнце, сейчас же сменяется дневным зноем. В «Долине смерти» в июле термометр ежедневно поднимается выше 50°, а бывали случаи, когда он показывал в тени и 58°С. Воздух при этом обычно совершенно неподвижен, и зной действительно нестерпим и непереносим.

 

Пустыня - это духовка без огня

 Можно ли испечь куриное яйцо, не разводя огня? Этот вопрос может показаться вам странным: всем известно, что нужно подержать яйцо в кипящей воде, чтобы оно сварилось. А между тем, даже у нас, во внетропических пустынях Средней Азии, испечь яйцо можно без всякого огня, в естественной «духовке». Достаточно для этого положить его в летний день на песок, слегка вдавить и присыпать тонким слоем песка сверху. Смотря по вкусу, яйцо можно приготовить этим способом «крутым» или «всмятку».

Объясняется это тем, что белковые вещества начинают сворачиваться при температуре в 50°С, а в дни, когда температура воздуха в тени бывает равна 40 – 49°, песок на солнце накаляется до 72 – 79°. Легко представить себе, как раскаляется песок в тех местах, где воздух нагревается до 58°! 

 

Душные дни в пустыне

 Как-то летом 1934 года выдались в Кара-Кумах особенно душные дни. Это было в начале экспедиции. Наш огромный караван в 60 верблюдов был чрезмерно нагружен; предстояло забросить запас фуража для лошадей, продовольствие и снаряжение в глубь пустыни на три месяца работ. Чтобы пощадить верблюдов, пришлось перейти на ночные марши. Однажды выдался исключительно душный день. Не принес облегчения и вечер.

Ночью засверкали зарницы и разразилась настоящая «воробьиная ночь» – такая, которую не выдерживают воробьиные сердца. Атмосфера бывает так наэлектризована, что воробьи иногда гибнут сотнями. Почти до утра воздух беспрерывно освещался яркими молниями без грома. Ни капли дождя, ни освежающего дуновения. Какая-то странная апатия, одурь овладела нами.

А наутро духота стала еще невыносимее. Мы устроили навесы для тени и легли. Спать не могли. Пульс у всех бился еле-еле, по 50 ударов в минуту. Рядом стояли ведра с водой, и, чтобы хоть немного себя поддержать, мы клали мокрые прохладные платки на сердце. Но заставить себя сменить нагревшийся платок было невыносимо трудно. Так пролежали мы до заката, не двигаясь, без еды, без чая, и только к вечеру, когда подул ветерок, все с облегчением вздохнули. Никогда, ни до того, ни после, не приходилось испытывать такого ощущения. 

 

Стреляющие камни пустыни

 Центральные части многих пустынь представляют собой лабиринты причудливых скал и сплошные каменные россыпи. В таких местах гранитные скалы настолько разрушены, что легко растираются руками в пыль и песок. В Центральной Азии, в безводных горах Нань-Шаня, китайцы добывают золото, раздавливая руками глыбы гранита и перевевая их на ветру. В других местах скалы бывают как бы шелудивыми, покрытыми то мелкими «щепками», то крупными скорлупами, вздутыми, посередине. Падая со скал, эти скорлупки усеивают их подножья целым морем острых ребристых камней.

Откуда берутся эти россыпи и скорлупы?

Один путешественник, проезжая по Сахаре в районе Большого Эрга, был свидетелем того, как около полудня, при температуре в 42°С, раздался со стороны ближайшей скалы выстрел. Звук был настолько сильным, что все его спутники невольно переглянулись. Но это был «выстрел» не из ружья, а раскаленной известняковой скалы, треснувшей от солнечного нагрева. «Звуком солнца» зовут это жители пустынь  – туареги. Они говорят, что «солнце их родины заставляет кричать даже камни».

Колебания температур в пустынях так сильны, что неравномерное расширение и сжатие камней, тем более неоднородных по составу, постоянно приводит к их растрескиванию. Особенно сильно лопаются камни, когда на их раскаленную поверхность устремляется холодный ливень. 

 

Когда поют пески

 Значительно чаще, чем «голос солнца» среди скал, слышен бывает в сыпучих песках другой «голос» пустыни. Русский путешественник А. Елисеев описывает его следующими словами: «Около полудня мы притаились под тенью шатра и не переживали, а перемучивались казавшиеся бесконечными часы полуденного зноя. Вокруг все было тихо... Но вот, в раскаленном воздухе послышались какие-то чарующие звуки, довольно высокие, певучие, не лишенные гармонии, с сильным металлическим оттенком; они слышались отовсюду, словно их производили невидимые духи пустыни. Я невольно вздрогнул и осмотрелся кругом. Пустыня была так же безмолвна, но звуки летели и таяли в раскаленной атмосфере, возникая откуда-то сверху и пропадая будто бы в землю. «Не к добру эти песни», – сказал проводник. – Песок Эрга поет, зовет ветер, а с ним прилетает и смерть»... То веселые, то жалостные, то резкие и крикливые, то нежные и мелодические, они казались говором живых существ, но не звуками мертвой пустыни... Никакие мифы древних не могли придумать чего-либо более поразительного и чудесного, чем эти таинственные песни песков... Но в раскаленном воздухе слышалось уже приближение чего-то нового, ужасного...» 

 

Песчаный ураган самум

 Действительно, песни песков – это прелюдия надвигающейся бури. Это отзвук сталкивающихся в вихре миллионов песчинок, слышимый за много километров. Это предвестник одного из самых страшных явлений пустыни. В этом пришлось убедиться и А. Елисееву. «Прошло несколько минут, и клубы пыли закрыли солнце... подвижные вершины дюн взлетели в знойную атмосферу и повисли в ней... В воздухе стало нестерпимо душно, еле возможно было дышать; задыхались и люди, и животные. Не хватало самого воздуха, который словно поднялся кверху и улетел вместе с красноватой, бурой мглой, уже совершенно покрывшей горизонт». Но это было лишь начало самума. А когда через полчаса налетел настоящий «огненный ветер», или, как его называют туареги, «дыхание смерти», то потряслась сама пустыня. В эти страшные часы, когда пустыня превратилась в несущийся в воздухе песчаный хаос, люди лежали распростертыми на песке, покрывшись с головой плащами. Елисеев пишет: «Сердце страшно стучало, дыхание усилилось... голова болела немилосердно, рот и глотка высохли до того, что казались покрытыми струпьями, в груди не хватало воздуха, и мне казалось, что еще час, – и страшная медленная смерть удушения песком неизбежна».

Население недаром назвало эти песчаные ураганы «самум» или «семум», что значит «яд». Немало человеческих жизней унес этот вихрь. Но, к счастью, он бывает не часто, и, проносясь бешеным вихрем, заканчивается так же быстро, как налетает. Обычно он длится 15 – 20 минут, но и за это короткое время успевает принести гибель и разрушение и перебрасывает массы песка. 

 

Ветер Сахары - хамсин

 В Сахаре известен и другой ветер. Он никогда не бывает таким разрушительным, как самум, но дует не четверть часа, а трое суток подряд, и если в первый день он иногда бывает едва заметным, то на второй становится сильным, а на третий день – невыносимым. В воздухе при этом носится едва заметная глазу тонкая, но едкая пыль, проникающая во все поры кожи. Воздух бывает сух и горяч, как в духовке. Рот сохнет, кожа трескается. Наступает нервное возбуждение, потом головная боль и головокружение. Удивительно то, что, по многочисленным наблюдениям, этот ветер меньше всего действует на психику вновь приезжих и больше всего на уроженцев Сахары. Свое название «хамсин», в переводе «пятьдесят», этот ветер получил потому, что возникает только в течение 50 ближайших дней после весеннего равноденствия. 

 

Ветер Кара-Кум - афганец

 У нас в СССР, в Юго-восточных Кара-Кумах дует ветер, очень похожий на хамсин. Его называют «афганцем», так как он приходит всегда со стороны Афганистана. Этот ветер возникает во все времена года.

На берегу Аму-Дарьи, у подножий Памиро-Алайских хребтов раскинулся в самом жарком районе СССР город Термез. На противоположном афганском берегу реки видны вздыбленные золотисто-желтые гребни высоких барханных цепей. Яркая зелень и журчащие арыки освежают широкие улицы Термеза. Вдоль них, в тени пирамидальных тополей, стоят аккуратными рядами белые домики русских и украинцев или гладко обмазанные желтой глиной стены, за которыми укрылись дома узбеков и таджиков. По вечерам, когда от Аму-Дарьи и от гор веет прохладой, в густых кронах темнолистых карагачей раздается неумолчное пение азиатских соловьев.

Каждый год от 40 до 70  раз на город обрушивается страшный «афганец». Он дует день, два, а иногда и четверо суток подряд. Воздух бывает настолько пропитан песком и пылью, переносимыми через широкую Аму-Дарью, что солнце перестает быть видимым. Плохо, если «афганец» подует весной. Неокрепшие листья хлопчатника и овощей за несколько часов от раскаленного воздуха сворачиваются, иссушаются, как в печи, и развеиваются вместе с тучами песка. Нередко приходится засевать поля и огороды снова. Хорошо хоть, что лето длинное, а на орошенной горячей земле все быстро зреет. 

 

Муки жажды в пустыни

 Нелегка бывает жара пустыни, когда кажется, что дышишь воздухом раскаленной печи. Тяжело бывает во время песчаной бури, когда трудно вздохнуть, трудно взглянуть. Но самые большие мучения достаются тому, кто лишится в пустыне воды. Буря пронесется и стихнет, жара спадет и сменится освежающей и обновляющей прохладой ночи. Но жажда, если не найден будет вовремя колодец, сменится только смертью. Не мгновенной и легкой будет эта смерть. Она будет наступать мучительно, в беспрерывном кошмаре. Бывало, что люди разгрызали себе сосуды на руках, чтобы напиться крови, все равно чего, хоть любого яда, – лишь бы жидкого. Такой смерти предшествуют галлюцинации и чаще всего – безумие. Бывает, спасут человека от гибели, но разум к нему уже не возвращается.

Один путешественник, переживший лишь малую долю этих мучений, писал: «В голове невыносимо стучит, глаза невольно закрываются от страшного света... Словно в волшебном калейдоскопе, в закрытых судорожно глазах ежеминутно меняются цвета в различных сочетаниях, но всегда в таких дисгармонических, режущих и кричащих, что эти мнимые цветовые ощущения представляются одного из пыток. Губы уже давно сухи и растрескались, кожа стала темно-красного цвета, дыхание горячо и обдает лихорадочным огнем, сердце работает вяло и вместе с тем ускоренно... Все мысли, все помышления направлены к одной воде, которой хотелось бы залить и снаружи, и внутри палящий жар; организм, высыхая, требует воды, чтобы разжижить сгущающуюся кровь».

«Муки жажды – это значительная часть ада», – говорят арабы. Нет страшнее смерти, чем смерть от медленного усыхания под палящим солнцем. Но виновен в ней обычно бывает сам человек. Природа пустынь сурова, и легкомысленное отношение к ней всегда может привести к трагическим результатам. Но, как правило, жизнь и безопасность человека зависят только от его организованности и предусмотрительности. С 1925 года советские экспедиции бороздят пустыни Средней Азии, но ни один человек из состава экспедиций не погиб от безводья. Десятки путешествий, часто длившихся годами, в неизведанных до того пустынях Центральной Азии совершили русские путешественники – Н. М. Пржевальский, В. А. Обручев, Г. Н. Потанин, М. В. Певцов, П. К. Козлов, В. И. Роборовский, Г. Е. Грумм-Гржимайло и другие. И никто из них ни разу не оставил своих людей и животных без воды. 

 

«Живые ужасы» пустынь

 Вечером третьего или четвертого дня пути из Москвы в ташкентском, ашхабадском или алма-атинском поезде, после того, как днем пересекли первые участки песков, обычно начинаются разговоры об «ужасах» пустынь.

Вам расскажут о «смертельном» укусе больших мохнатых паукообразных фаланг, забирающихся на ночь в дома. Приведут десятки случаев, когда в комнатах и в садах находили ядовитых скорпионов. В каких-то неопределенных и потому таинственных словах вспомнят о смертельных укусах маленького паука – каракурта, заговорят о тиграх, а более сведущий расскажет о «кара-кумском крокодиле» зем-зем – ящерице, якобы, до двух метров длиной, которая может броситься на человека. Но когда глаза спутников расширятся от этих «ужасов», кто-нибудь из собеседников встанет и, разминая плечи, улыбаясь, скажет:

«Ну, и наговорили вам страхов. А вы лучше спросите, есть ли здесь хоть один человек, кто сам был укушен или по крайней мере видел укушенного кем-нибудь из этих чудовищ?»

И тема разговора сразу же меняется, так как обычно никто не может привести ни одного примера. Все говорилось лишь для того, чтобы испытать, какое впечатление произведут эти «страхи» на «новичка». 

 

Насколько страшны пустыни?

 Мне приходилось не раз бывать в пустынях Средней Азии и Казахстана и расспрашивать людей, подолгу в них живших. И должен сказать, что, хотя все те животные, о которых только что говорилось, и водятся и не редки в пустынях, но они менее опасны, чем медведь или волк любому сельскому жителю лесных и степных областей.

Не раз на полотнищах палатки находили мы фаланг (которых правильнее называть сольпугами). Они лишены собственного яда, но на их челюстях иногда бывает трупный яд, делающий укус их крайне опасным, так как он может привести к заражению крови. Однажды ездил с нами зоолог. Он так много «потрошил» всяких птичек и грызунов, что привлекал к себе сольпуг со всех окрестностей. Они забирались к нему и в баулы, и в карманы, и под нательную сетку, но ни одна его не укусила.

Как-то мы остановились на ночлег вдали от троп в северных Кара-Кумах. Когда развьючили верблюдов, то оказалось, что мы в центре огромного сборища фаланг. Ногами и нагайками мы раздавили больше сотни этих темно-коричневых громадных паукообразных, занимающих вместе с лапами пространство папиросной коробки. Но я никогда не видел человека, укушенного фалангой, и не слышал ни про один реальный случай укуса.

Каракумские ночи так прекрасны, что жалко забираться в палатки. Я предпочитал обычно раскладывать постель прямо на песке под кустом, а вместо одеяла покрывался буркой. Когда наступал рассвет, то черная кавказская бурка привлекала к себе ночных обитателей, и наутро я находил на простыне желтоватых среднеазиатских скорпионов. Однажды их собралось сразу пять штук. За много лет я знал лишь один действительный случай укуса скорпионом, и то лишь по небрежности моего спутника, не положившего, как полагается в пустыне, свои чувяки под тюфяк. Скорпион, прячась от наступающего рассвета, забрался в этот «укромный» уголок. Спутник же мой, проснувшись, не вытряхнул чувяк, сунул в него ногу и был укушен прижатым скорпионом. Боль была жгучей и резкой. Палец сейчас же начали растирать крупной мокрой солью, и через пятнадцать минут все прошло; укус оказался не сильнее, чем осы. Правда, весной укус подействовал бы сильней и температура могла подняться дня на три, но для жизни среднеазиатский скорпион не опасен.

Среднеазиатский скорпион - один из древнейших обитателей земли

Иное дело каракурт. Это маленький коричневато-черный паучок с красноватыми или белыми точками. Он предпочитает жить не в песках, а на каменистых плато. Его укусы уносили ежегодно сотни и даже тысячи голов скота в Средней Азии и в Казахстане. Укус его смертелен для лошадей и верблюдов в шестидесяти случаях из ста, но и при выздоровлении верблюд остается непригодным к работе.

Мне пришлось в Кара-Кумах видеть туркмена, который после укуса каракурта, чтобы спасти себе жизнь, сам себе отрезал всю икру на укушенной ноге. Он остался здоров и даже не хромал. Теперь укусы каракуртов не так страшны, потому что полностью излечиваются приемами внутрь слабых растворов марганцево-кислого калия (марганцовки).

Народными средствами борьбы с размножившимися каракуртами было выжигание пастбищ или стравливание их овцами: для овец каракурт совершенно безвреден. Неизвестно, вытаптывает ли овца каракуртов, или действительно, как принято считать, поедает его, но стравленное овцами пастбище практически очищается от каракуртов. Статистика показывает, что гибель скота, а тем более людей, от укусов каракуртов сейчас стала редким явлением.

Тигр, который еще лет 30 – 40 тому назад водился в Средней Азии повсеместно в тростниковых зарослях речных долин, в большинстве районов сейчас уничтожен. Почти нет его теперь и в дельтах Аму-Дарьи и Сыр-Дарьи. Неизвестно, сохранился ли он в низовьях реки Или и в камышах Балхаша. Иногда тигры спускаются из пределов Ирана и Афганистана в тростники пограничных ущелий, но и эти случаи не часты.

Вот и судите, так ли страшны «чудовища» пустынь, как о них рассказывают и пишут?

А здесь было перечислено почти все, чем страшна сейчас пустыня. 

 

Джут, чума и саранча - ужасы пустынь

Человеку свойственно забывать о несчастьях, но государство не имеет права быть беспечным. Есть ужасы, о которых мы давно позабыли, но наше правительство твердо помнит о них и тщательно оберегает страну. Эти ужасы не имеют звериного облика, но они  несравненно страшнее всех тигров.

Вспомните Пушкинский «Пир во время чумы». Вспомните «Кола Брюньон» Ромэн Роллана. Сколько раз опустошала страны Европы бубонная чума, уничтожавшая до единого человека население целых городов. «Красная смерть» была страшна человечеству всегда, и нельзя забывать, что на родине ее, в Азии, она сохранилась местами и сейчас. Горные луга и пустыни полны грызунов, паразиты которых передают чуму. В Индии и Китае очаги чумы среди грызунов не изжиты, и часто чума в этих странах уносит свои многочисленные жертвы.

Однажды был случай в нашей пограничной полосе, когда охотник нашел свежий труп прекрасной пушистой лисы. Он принес ее домой, снял шкурку и выбросил тушку. А через несколько дней и он, и вся его семья погибли от чумы. Только энергичные и быстро принятые меры ликвидировали опасность дальнейшего  распространения болезни.

Чумы нет теперь в нашей стране, но это не значит, что она не может проникнуть извне. Вот почему нашему государству приходится тщательно охранять себя от проникновения азиатской чумы. Спросите жителя Средней Азии и Казахстана, что такое чума, и если окажется, что он знает об этой болезни, то только по литературе. Но если в пограничных горах вы встретите девушку в наглухо закрытом комбинезоне, склоненную у сусличьей или сурковой норы, то она объяснит вам, что она от противочумной станции проверяет фауну паразитов у грызунов. Дежурная служба этих станций постоянно и тщательно следит и за грызунами наших пустынь. Вот почему мы давно уже забыли об этом действительно грозном бедствии, прежде часто опустошавшем оазисы и подкарауливавшем человека даже в самых глухих районах пустыни.

Что может быть безобиднее кузнечика, стрекочущего в траве? Но что может быть неотвратимее всепожирающего нашествия черных туч саранчи? Бывало, померкнет яркое солнце, затмит его черная туча, и обрушится на поля такое-множество саранчи, что через день-два от тучных урожаев; не останется ничего, кроме обглоданных корешков. Тысячелетиями саранча уничтожала посевы, и человек оставался бессилен, не зная даже, можно ли и как бороться с этой «карой небесной». Не раз туго приходилось и колхозным полям молодых советских республик. Мобилизовывали все население, рыли канавы, куда сваливалась в своем всепоглощающем шествии саранча, жгли огнем, но вновь и вновь, прилетали новые тучи. Борьбу надо было начинать далеко от полей, в глухих районах пустынь. Эскадрильи самолетов выискивали в песках районы размножения саранчи, и, постепенно мы уничтожили все очаги этого бедствия в наших пустынях. Но саранча вновь прилетала из пустынь Ирана и Афганистана. Потребовались дипломатические переговоры, создание специальных советско-иранской и советско-афганской комиссий, и при нашей помощи были, наконец, уничтожены саранчевые очаги и в соседних зарубежных пустынях.

Вот почему в течение полутора десятков лет мы ни разу не пострадали от этого бедствия. Но это не значит, что прекращена проверка прежних и поиски возможных новых очагов саранчи.

«Джут»! Сколько народных бедствий скрыто в этом коротком слове! Сколько обеспеченных кочевников-животноводов в пустынях Казахстана и Средней Азии в несколько дней превращались в нищих-батраков, как проклинали они судьбу за то, что, лишив скота, джут не унес и их самих.

Джут – это массовый падеж скота от бескормицы. Он приходил иногда исподволь и незаметно, когда наступали слишком сухие годы, выгорали травы и не выпадало дождей или снега, чтобы возродить пастбища. Но страшнее бывали внезапные, вызывавшие джут, гололедицы или сильные снегопады, сменявшиеся короткой оттепелью и затем морозом погребавшим корма под неприступным для копыт, твердым настом. За последнее столетие зимние джуты обрушивались на кочевников Казахстана 14 раз! Только в одной Тургайской области зимой 1879 – 1880 года из трех с половиной миллионов голов скота погибло полтора миллиона, или 42 процента поголовья. Такие джуты уносили и тысячи человеческих жизней. Последний джут, обрушившийся на нас зимой 1927 – 1928 года, унес в Сыр-Дарьинской области 790 тысяч голов скота. Могло ли при таких условиях развиваться хозяйство в пустынях? Мог ли человек чувствовать себя властелином природы, когда при кочевом хозяйстве он не был уверен даже в своей жизни? Джут был самым ужасным и «неотвратимым» бедствием пустынь.

Большевики это «неотвратимое» бедствие уничтожили раз и навсегда тем, что перестроили самый тип хозяйства, провели «оседание» кочевников, снабдили колхозное животноводство сенокосилками, научили людей использовать пустыни гак, что появилась возможность создания страховых запасов корма на самых отдаленных пастбищах, и неукоснительно требуют постоянного создания таких запасов. Двадцать лет мы не знаем уже джута. Но разве природа пустынь изменилась? Нет. Она всегда угрожает человеку, но иным стал человек и его хозяйство. Среди весны, во второй половине марта 1948 года, когда стада выпасались на молодых травах вдали от баз, неожиданный глубокий снегопад похоронил корма в Кызыл-Кумах. Стадам грозила гибель. Но немедленно были приняты меры, и самолеты, не имевшие возможности приземлиться, сбросили отарам сто десять тонн жмыхов, спасших стада.

Джут, чума и саранча не уносят больше человеческих жизней, не губят больше наши стада и поля. Это не случайно и связано не только с нашей организованностью и бдительностью, а и с самой сущностью социалистического строя, для которого забота о человеке является существеннейшей задачей. Вот почему пустыни, с которыми кочевники и мелкие собственники совершенно не могли бороться, теперь для нас больше уже не страшны.

Никто не станет утверждать, что в пустынях не может встретиться какая-либо серьезная опасность. Но все эти неизжитые «ужасы» ничуть не страшнее, чем метель и снежная вьюга, от которых человек может замерзнуть в пути. А разве дожди в болотистой, местности, когда неделями негде просохнуть, более приятны, чем жаркое солнце пустыни? А разве всепроникающие рои гнуса в нашей тайге привлекательнее фаланги или скорпиона? 

 

«Однообразие» пустынь

Бывают такие скучные люди. Отправятся они  в далекое путешествие, и окажется, что тюфячок жесткий, что забыли взять любимую «думку» под голову, что обед дома гораздо вкуснее, что нет холодного пива и вообще не так удобно, не так уютно, а тут еще эта жара. И все на свете начинает такому человеку казаться противным, скучным, однообразным и надоедливым. И пишет он в дневнике: «Ничто не может быть скучнее и однообразнее пустыни. Целыми днями тянутся одни и те же бесконечные бугры песка или щебенистые пространства. Нет ни травинки, ни зверька. Не залетают сюда даже птицы. Только редкий кочевник со своим стадом забредет в этот обездоленный край, где никто не может жить, где все сожжено солнцем».

Но спросите такого путешественника: а как вы объясняете, почему в пустынях форма песчаных бугров различна? Почему гряды песка на правильных расстояниях идут одна от другой, тянутся на десятки километров совершенно прямолинейно и через правильные промежутки чередуются с лишенными песка щебенистыми полосами? Откуда взялись в пустыне сухие русла? Как создались в ней глубокие котловины? А что делают кочевники в пустыне, да еще со своими стадами, если в них нет ни травинки? И на десятки подобных «почему» ответа у такого путешественника для вас не найдется. Было жарко, не удобно, плохо думалось, мало наблюдалось.

Так ли однообразны пустыни? Нет! Как ни странно, как ни парадоксально это звучит, пустыня – это очень многогранная по своей природе зона Земли. Но ее разнообразие иное, чем в других ландшафтах. Мы привыкли к богатству и пестроте «форм растительного покрова и не замечаем однообразия почв и спокойного расчленения рельефа. Мы привыкли, что местность настолько густо покрыта растительностью, что не увидишь даже почвы, не говоря уже о подпочве. А в пустыне эти покровы содраны с Земли и наружу выступает ее внутреннее, так сказать, анатомическое строение. Оно-то и обусловливает разнообразие пустынь. Нигде нельзя так ясно видеть взаимную зависимость различных явлении природы, как в пустыне. Здесь каждая горная порода создает свой рельеф, свою почву, свои водные условия, свою растительность, свой животный мир и по-своему отражается на хозяйстве человека. И если пустыня невнимательному взгляду представляется намного проще и скучнее зеленых лесов, то на самом деле природа пустынь более многогранна, интересна и поучительна, чем даже леса. 

 

Шоку, что значит «скалистые сопки»

 Обширны просторы Казахстана. Большая часть из них образована остатками древнейшей горной страны, значительно более старой, чем седые вершины Урала. «Степи татар» – писали на картах еще в начале прошлого столетия; «Киргизская складчатая страна» – говорили геологи в начале нашего века. «Центрально-казахстанский мелкосопочник» – появилась надпись на наших теперешних картах.

Своеобразен облик этой страны. Многие ее районы выступили из моря в конце древних веков истории Земли – в конце палеозойской эры. С тех пор их моют дожди, раскаляют луни солнца, студят лютые морозы, размывают талые воды и гложут гонимые ветром пески. Миллионы лет здесь и ветры и «капли камень точат», и не осталось уже высоких гор, сохранились только лишь корни и остовы их. Давно завалены и замыты широкие долины снесенными с гор камнями и песком.

А за пределами покрытых щебнем былых равнин идут пространства «мелкосопочника». Они представляют собой чередование то узких скалистых гребней, похожих на громадные каменные заборы, то островерхих каменных пирамид, то странных скал, в точности похожих на громадные кипы тюфяков или подушек. Это выветренные граниты. Здесь каждая горная порода дает свою форму рельефа. Круто наклонные слои твердых песчаников-кварцитов образуют гигантские гребенки, частоколами торчат гнейсы. Мраморы скалисты, но обточены, а глинистые сланцы округлы и густо изрезаны неглубокими оврагами. Выше всех торчат скалистые, крутобокие сопки и островерхие пирамиды гранитов. Их-то и назвали казахи «чеку», или шоку, что значит «скалистые сопки».

Скалистые поверхности мелкосопочника, разбитые бесчисленным множеством трещин, – прекрасные «хранители» воды. Небольшие роднички – булаки – с хорошей пресной водой сочатся у подножия скал в каждом логу, или как здесь говорят, «сае». Издали манит к себе яркая зелень, не выгорающая у родничков даже к осени. Во многих местах у таких источников казахи прокапывают канавы, собирающие воду, выводят ее ниже по течению на поверхность и создают небольшие поля на этом «булачном» орошении. Разнообразна растительность мелкосопочника – этой «каменистой пустыни», издревле используемой человеком для выпаса и примитивного земледелия. 

 

Гамада значит «щебневая пустыня»

 «Гаммада», по-арабски значит «щебневая пустыня». Бывают в пустынях районы, где скал, как в мелкосопочнике, не найти, где нет шоку, а всю поверхность земли сплошь покрывает мелкий щебень. Это мрачные черные пустыни, ибо каков бы ни был цвет камня, из которого образовалась щебенка, все равно поверхность ее будет покрыта ярко блестящим черным «лаком пустыни». Таким лаком покрываются иногда камни, лежащие у самой реки. Но там он встречается редко, а в пустыне – почти повсюду, где есть плотные горные породы. Этот лаковый налет образуется под влиянием горячих солнечных лучей, выносящих при выпотевании растворы горной влаги из камня, и состоит из тончайшей железо-марганцевой корочки, защищающей камень от разрушения.

Гаммады образуются чаше всего на подгорных равнинах, куда редкие, но бурные потоки выносят с гор несортированный «горный мусор», состоящий из щебня, ила и песка. Дождевые воды и ветер уносят затем песок и пыль, а щебенка остается на месте, образуя как бы каменный панцирь пустыни. Гаммады возникают и там, где расположены горизонтально лежащие пласты песчаников. Воды впитываются в них, но не размывают, песчинки уносятся ветром, а более плотные прослойки постепенно расщепляются на щебенку и покрываются лаком. В обоих этих случаях дождевые, талые и даже пришлые е гор воды мгновенно впитываются в толщу песчаников или каменистого горного мусора и уходят на большую глубину, недоступную ни растениям, ни колодцам кочевников. Поэтому так безжизненны эти щебневые пространства. 

 

Горы Торткуль

 По-разному выговаривают это слово различные народы Средней Азии. Каракалпаки говорят «турткуль» и так называют свою бывшую столицу. Туркмены выговаривают «дордуль» и «дорткуль». Казахи называют «торткуль», но на всех языках значит оно «четырехсторонний». Так называют своеобразные горы, у которых вершина, образованная слоем твердой каменной породы, плоска, как стол, а склоны круты. Не ищите торткулей среди древних горных отложений. Их родина  – это те пространства, что были покрыты морскими осадками в конце средних веков или в новые века истории Земли – в мезозое и кайнозое. Их царство – это пространства, не подвергавшиеся действию сильных горообразующих сил, где земные слои лежат горизонтально. Но чаще всего они встречаются на окраинах приподнятых равнин – плато – и являются свидетелями того, какие пространства этих плато успели размыться, какие толщи горных пород унесены из пустынь. Чинк, а по-нашему обрыв, но точнее край плато.

  Но как ни круты склоны торткулей, еще недоступней обрывы плато. Приведу один пример. Неспокойно было в 1920-х годах в пустыне, когда шайки басмачей, вооруженных английским оружием, рыскали по пустыне, стремясь угнать стада каракулевых овец в Афганистан, а заодно и пограбить наш народ, отомстить ему за «измену хану». Поэтому нашей экспедиции пришлось как-то сделать ночной переход. Карты были тогда еще плохие, и мы сбились с пути. Наутро наш караван оказался у подножия совсем низкого плато Тарым-Кая, возвышающегося над равниной всего лишь на 25 – 30 метров. Весь день пришлось нам идти вдоль окаймляющего его вертикального, а местами и нависающего» обрыва, пока мы не нашли места, где смогли подняться на плато. Тогда на всю жизнь запомнилось нам, что такое «чинк», или «чин», а по-нашему обрыв, но точнее край плато. 

 

Кыр - это плато гипсовых пустынь

 В зонах умеренного климата растительность впитывает влагу, медленно разрушает и растворяет горные породы, создает почву. Под мощным почвенно-растительным покровом влияние геологического строения на рельеф сильно ослабляется. Иначе бывает в пустынях. Растительность редка, почва либо отсутствует, либо развита слабо, и ничто не удерживает размывающей силы воды и разрушающей работы ветра. Поэтому плато в пустынях всегда бывают ограничены очень резкими уступами – чинками. Такие резко ограниченные плато типичны именно для пустынь и носят местное название «кыр». Один из величайших кыров, – это лежащее между Каспийским и Аральским морями плато Устюрт. Много кыров есть и в северном Приаралье, и в Западной части Туркмении, и в ряде других районов. Кыры чаще всего бывают сложены известняками, на поверхности которых в пустынях нередко возникают гипсовые почвы. Гипс вреден для растений, и из двух тысяч видов кустарников, полукустарников и трав, растущих в пустынях Средней Азии и Казахстана, в этих своеобразных пустынях обитают всего лишь 150 видов. Вот почему кыр – это не только понятие, говорящее о рельефе, но и определенный ландшафт чаще всего гипсовой пустыни, совершенно не схожий с ландшафтом мелкосопочника, гораздо более разнообразным и богатым. 

 

Такыр - глинистые пустыни

 Глинистая почва в условиях любого климата мало благоприятна для жизни растении. Она впитывает в себя сравнительно небольшое количество воды и становится затем водонепроницаемой, не пропуская больше ни капли влаги для питания подземных вод. Растрескавшийся верхний слой легко «раскисает» от воды, но сильно уплотняется, буквально каменеет и трескается при высыхании. Корешки растений рвутся в высыхающей глине, им трудно пробиваться в глубину и негде найти нужное количество влаги.

Но особенно бесплодна глинистая почва в пустыне. После дождей или во время таяния снега она покрывается слоем воды и превращается на неделю-другую в «озеро» глубиной всего в несколько сантиметров. Припечет солнце, испарится вода, высохнет глина и растрескается, как торцовая мостовая, на 4-5-6-гранные плитки в 7 – 12 сантиметров в поперечнике. Они становятся так тверды, что звенят под копытами лошади. Даже подковы почти не оставляют следа на этой гладкой до блеска поверхности. Такие глинистые пустыни народы Средней Азии называют такырами. Это один из наиболее безжизненных типов пустынь. Иногда на целые квадратные километры на них нет ни одного растения.

Но как ни безжизненны такыры, они все же имеют важное хозяйственное значение и составляют одно из основных природных богатств пустыни. На них весной скопляется пресная вода. А человек давно научился умело распоряжаться этой водой и для питья, храня ее под землей в специальных наливных колодцах, и для посевов. 

 

Шор - это солончаковые пустыни

 Малоплодородны подзолистые почвы севера. Дожди выщелачивают из них и органические вещества и минеральные растворимые соли. Чтобы собрать с них урожай, надо сильно удобрить почву. Но значительная часть удобрений при дождливом лете будет вмыта глубоко в почву раньше, чем ими воспользуются растения. Иначе дело обстоит в пустынях, где под жаркими лучами солнца земля непрерывно испаряет влагу. Вместе с водой к поверхности земли подтягиваются и растворимые соли. Этим-то и объясняется плодородие большинства почв пустыни, даже сыпучих песков. Велика сила испарения в пустыне. В местах, где грунтовые воды близки и залегают не глубже 1 – 1,5 метров, в короткое время (в 2-3 года) в силу испарения грунтовых вод поверхность покрывается белой корочкой соли, и местность постепенно превращается в злостный солончак. Эти солончаки туркмены называют «шор», казахи – «сор».

В 1946 году мне удалось проложить самолетный маршрут из Астрахани через самые труднодоступные районы пустынь вплоть до города Чарджоу в Туркмении и запечатлеть этот путь на многих фотоснимках. Самолет летел на высоте 3 километров. Каково же было наше удивление, когда мы увидели, что поверхность давно высохших Сарыкамышских озер, сверкающая снежной белизной, вся растрескалась черными трещинами на такие глыбы, которые были прекрасно видны даже с этой высоты. Оказалось, что они имеют в поперечнике от 100 до 200 метров. Ясно, что такие трещины свидетельствуют и о большой мощности солевого пласта и о глубоком его просыхании.

Но чаще солончаки имеют другой состав и образуются не на месте бывших озер, а только лишь испарением грунтовых вод. Такие шоры бывают образованы несколькими солями, среди которых больше всего сульфата натрия. Эти солончаки носят название «пухлых», потому что под тонкой комковатой корочкой соли в 1 – 2 миллиметра толщины лежит слой «пудры» из смеси пыли и солей. Нога проваливается в эту пыль по щиколотку и глубже. Бывают солончаки и пленочные и корковые, бывают сухие и мокрые, бывает, что под обманчивой корочкой соли залегают засасывающие топкие грязи, в которые мгновенно проваливаются верблюды.

Шоры – это самый злостный тип соляных или солончаковых пустынь. Но на окраинах солончаков прекрасно чувствует себя ярко-зеленая и пунцово-красная, сочная, толстолистная солянковая растительность, любимое кушанье осенью верблюдов и диких газелей – джейранов. 

 

Чель – расчлененная пустыня

 Теперь мы знаем, как выглядят в общих чертах каменистые, гипсовые, глинистые и солончаковые пустыни. Но ими далеко не заканчивается перечень «ликов» пустынь. Бывает иногда, что все эти разновидности так тесно переплетаются друг с другом, что образуют свой особенный тип пустынь.

Склоны водонепроницаемых пород особенно сильно размываются дождевыми водами. В северо-западной Туркмении встречаются районы, где бывает до 130 овражков на 1 километр, то есть через каждые 8 метров овражек. Но это только «большие», в несколько метров глубиной, а они, в свою очередь, изрезаны более мелкими бороздами размыва. И не только проехать, но и пешком пройти по такой местности почти невозможно. Недаром называют эти места «дурными землями». Сочетание участков «дурных земель» с плато, осложненное чинками и глубокими замкнутыми котловинами, покрытыми то такырами, то солончаками, образует особый тип территории, который по-туркменски называется «чель» – расчлененная пустыня.

 

 

Кум - песчаная пустыня

 Но самый своеобразный облик, совсем не схожий с привычным для нас ландшафтом, имеют песчаные пустыни. Народы Средней и Центральной Азии зовут их кум, китайцы – шамо, арабы – эрг. И если на какой-нибудь карте Центральной Азии встретится вам надпись «пески Кызыл-Кум-Шамо, то знайте, что это обозначает «пески красные, пески-пески, и не особенно смущайтесь тем, что вряд ли правильно такое «тройное» название. У нас имеются случаи,  когда  не только на картах, но и в обиходном, тысячелетиями сложившемся понятии, именно в силу того, что оно уже слишком давнее, мы употребляем названия вроде «река Чусовая», где «река», «чу», «су» и «ва» на разных языках обозначает одно и то же – реку или воду.

Песчаные пустыни – это либо самые ужасные, либо самые хорошие пустыни, но в обоих случаях самые удивительные. Удивительны они особенно устройством своей поверхности – своим рельефом. С детства мы привыкаем видеть  поверхность земли, расчлененную только водой. И будут ли это склоны долины, холмы или высокие, уходящие за облака горы, всюду видна размывающая работа воды. В песчаной пустыне вода настолько быстро впитывается в песок, что никогда не оставляет даже слабой борозды. Но зато ветер легко подхватывает песчинки и, пересыпая их в течение столетий, творит из них холмы и горы, но уже совсем по-иному, чем вода. Вот почему вид песчаных пустынь так несхож со всем тем, к чему мы привыкли.

Но если вода в песках не в силах изменить их поверхность, то она наиболее сильно влияет на их растительный покров. «Кум бар – су бар», – говорят казахи (где пески, там и вода). Действительно, пески пустынь – это своеобразные губки, которые легко поглощают воду и так же легко отдают ее обратно. Поэтому в песках можно встретить обильную растительность. Пусть это будут непривычные нашему глазу растения: почти лишенные листьев, сероватого цвета, зеленеющие два месяца в году, но они содержат значительно большее количество питательных веществ, чем наши обычные травы. Эта растительность позволяет круглый год держать стада на подножном корму, а в этом состоит главнейшее богатство пустынь, в этом заключается разгадка того, почему человек с давних пор селился в пустыне.

Сперва он находил в песках стада диких животных, за которыми он охотился, чтобы утолить свой голод. Позднее, когда человек научился приручать этих животных, он превратился в их пастуха и вместе со своими уже стадами кочевал в поисках лучших пастбищ.

Хороши весенние травы в предгорьях, прекрасны летние травы гор, но лишь пески спасали стада и самого человека зимой, когда нигде нет корма. В других местах корм либо размыт дождями, либо погребен под снегом и только в песках остается невредим. Здесь «сено на корню» прокормит скот, а кустарники дадут топливо человеку. Этим-то и были дороги песчаные пустыни человеку.

Но бывают они и ужасными, – это в тех случаях, когда пески лишены растительности, когда ураганы несут тучи песку, превращая день в ночь, когда глаза и нос забивает песком так, что трудно взглянуть и вздохнуть, когда в диком вихре стремительно несется сама земля. К счастью, такие песчаные пустыни встречаются не часто, и совершенно оголенные пески развиты меньше, чем полузаросшие. Значение песчаных пустынь определяется для нас тем, что из трех миллионов квадратных километров пустынь, расположенных в СССР, свыше 800 тысяч кв. километров занято песками.

 

 

Адыр - лёссовые пустыни

 Список типов пустынь был бы неполон, если бы не заключал в себе «суглинистых» «лёссовых пустынь», называемых туркменами «адыры».

Лёсс – плодороднейшая земля, «желтое золото пустынь» – состоит из мелких, едва различимых зернышек. Они слеживаются в сравнительно твердую породу. Лёсс очень порист, поэтому он жадно впитывает и хорошо сохраняет в себе влагу. В этом его резкое отличие от глин. Лёсс – это детище пустыни, но в центральных районах пустынь он является редкостью, встречаясь только по долинам рек. Царство лёсса – это окраины пустынь, где они встречаются с горами или переходят в степи. Летом и осенью лёссовые пространства на окраинах пустынь бывают выжжены. Но посмотрите на них весной, и вы не поверите, что этот сплошной ковер цветов, эти луга, расцвеченные ярчайшими красками цветов, – пустыня. Желтые, пунцово-красные бескрайные поля тюльпанов сменяются кумачовыми горизонтами маков.

 

 

«Кристаллы песка»

Не раз бывало, что, глядя на большой сросток крупных серых кристаллов, стоящий у меня на письменном столе, мне задавали вопрос: «А как вы это сделали?» Но достаточно взглянуть на него внимательней, и сразу станет ясно, что сделать его нельзя. У искусственных кристаллов не было бы такой шероховатой поверхности с торчащими тончайшими блестками слюды. Такие друзы никто не делает, а «растут» они сами во многих впадинах песчаных пустынь.

 

 

Каменный снег

 Во время автомобильного пробега Москва – Кара-Кумы – Москва летом 1937 года вереница автомашин, после долгих поисков пути и немалых трудностей, поднялась на плато Устюрт в стороне от намеченного по карте маршрута. Гладкая, как стол, поверхность расстилалась до горизонта, и не было нужды возвращаться в поисках главного караванного пути, можно было сократить расстояние и выехать на намеченный путь далеко впереди. Машины пошли напрямик. Но на слабом, пологом пригорке передний грузовик сначала стал как-то оседать и вдруг провалился по самые оси среди выжженной степи, да не в ложбине, а на самом высоком и совершенно сухом месте.

Люди взялись за лопаты, но с трудом смогли отколоть куски почвы. С поверхности она казалась обычной почвой, даже поросшей кое-какой растительностью, но на глубине 10 – 15 сантиметров это был настоящий пористый сверкающий белый «снег». Однако он не был холоден, не таял и был значительно тверже снега, хотя и раздавливался в руке. Проводники-казахи объяснили, что это «бозынген» – каменный снег, что он широко распространен по степи. Почвоведы подтвердили, что это почвенный гипс, одна из своеобразнейших почв пустыни. Этот пористый гипсовый туф – результат действия климата пустынь и испарения горной влаги.

Можно было бы многое рассказать еще о почвах пустыни, о том, как под влиянием палящих лучей солнца постепенно растворяется даже самый песок и на поверхности его появляются кремневые и опаловые коры, столь типичные для пустынь Африки, но в прошлом образовывавшиеся и в пустынях Средней Азии. Можно было бы рассказать и о неисчислимых богатствах разнообразных солей, лежащих иногда на глубине двух километров и обязанных своим происхождением испарению морских вод в былые эпохи истории Земли.

Все богатство каменных и калийных солей, сульфатов натрия, залежей бора и буры, магниевых солей и соды в современных и «ископаемых» пустынях создал один и тот же процесс инсоляционного выпотевания рассола, который погубил и мою ковбойку.